Мне сразу было удивительно, как такой безыскусный лозунг: «партия жуликов и воров» – стал настолько популярным. Он как-то слишком прост и недостаточно конкретен. Но вот до всякого Навального пелевинский комиссар Петр Пустота корит себя после очередного общения с революционным народом: «Даже если допустить, что власть в этой страшной стране достанется не какой-нибудь из сражающихся за нее клик, а просто упадет в руки жулья и воров, то и тогда русский интеллигент, как собачий парикмахер, побежит к ним за заказом». Первоисточник однако.

А ведь текст-то из 90-x годов, когда никакой «Единой России» не было и в помине. Вот что имеет в виду Гораций, когда упорно называет поэта пророком – vates. Партии еще не было, а Пелевин уже знал, как она будет называться.

 Не в том примитивном смысле, что Навальный стырил дефиницию у Пелевина, а в том, что они вытащили ее из общего воздуха – из того эфира, откуда поэтам диктуются стихи (только успевай записывай), и откуда вообще появляются целые удачные тексты и отдельные фразы. Как всякое удачное выражение, оно существует как бы само по себе, висит, так сказать, в пустоте между людьми. Просто Пелевин, будучи vates, поймал его оттуда раньше.



ПОЭТ И ТОЛПА

Что же в нем собственно удачного? Как каждая формулировка, пойманная в этом самом эфире, она не лишена поэтической формы. Что логично: без ритма трудно войти в резонанс с подсознательным, а без него не овладеть сознанием масс. Партия жуликов и воров. Две дактилические стопы, и один анапест в конце. 
Партия жуликов и воров призрачный сбрасывает покров, кто не согласен пасти коров, будет пасти гусей. Ну или что-то в этом роде.

Хотя, на мой вкус, последний анапест «и воров» по инерции от двух первых дактилей произносится с почти ударным «и». Так что получается своего рода русский «кретик» – отсутствующая в нашей метрике, но существовавшая на ее античной родине стопа из двух долгих (у нас – ударных) по краям и краткого (безударного) посередине. Впрочем, «и воров» можно считать двумя усеченными анапестами.


Такой лозунг, как свойственно стихотворной строке, становится понятен до всякого анализа, интуитивно, как бы сходу, непосредственно (таково свойство смысла, усиленного ритмом). Он не требует ни объяснений, ни улучшений. В самом деле, почему, например, не «бандитов и воров», или не «казнокрадов и воров». Во-первых – хуже ритм. Во-вторых, почти любая другая пара к ворам хуже и по смыслу.

Воры – это, понятное дело, – nomen generis, родовое понятие – самое общее определение, к которому мы относим правящую партию. Но 
к нему требуется уточняющее. Так сказать – species. Кот обыкновенный или камышовый?

Казнокрады – слишком конкретно и интеллектуально, бюрократы – несколько нейтрально и, главное и то, и другое – слишком серьезно. И то, и другое клеймит, но не унижает, не высмеивает. В этом клейме нет ямба, сатиры, инвективы, анекдота, карнавала. Это гражданская лирика. Учил ты жить для славы, для свободы, но более учил ты умирать. Бледный стоял мальчиш, но гордый.


Бандиты – пара к ворам еще хуже. Бандиты – это совсем серьезно. Это уже страшно, их можно испугаться. А фраза сигнализирует, что бояться не надо. К тому же в определенном проценте народных сознаний бандиты – это еще и уважаемо, это круто. Бандит – серьезный, авторитетный человек, далеко поднявшийся, пусть по своей специфической иерархии.


Другое дело жулик. Жулик – это из южно-славянских языков, с Балкан, от тамошнего глагола со значением «драть», «лущить», к нам попал, видимо, через Одессу. Воры, они вообще воры, а жулики – мы и сами чувствуем, и Ушаков подтверждает – они или мелкие воры, не брезгуют стянуть полотенце в гостинице, или люди, «склонные к мошенническим проделкам и обману»: обсчитать, обвесить, недодать сдачи, продать юзаный айфон как новый. Разновидность вора, который ворует, так сказать в глаза, общаясь, или даже используя личное отношение с жертвой.




Кроме того жулик – это неприлично. Это почти смешно. Если опрашивать народ для передачи «Сто к одному», то наверняка самым частотным определением будет прилагательное «мелкий». К тому же мелкий жулик – это хороший хорей. Робко прячет тело жирное в утесах. Тут вам и карнавал, и анекдот, и опозоренный и смешной дьявол, что и требовалось осмеять.



О том, почему «жуликов», а не «бандитов», мы рассуждали с теоретиком СМИ, преподавателем журналистских наук Андреем Новиковым-Ланским,
 проезжая по Новорижскому шоссе, где на покрытой первым снегом разделительной полосе один за другим, как кресты на погосте, стояли плакаты «Единой России». Только часть билбордов была обклеена навязчивым лозунгом «Будущее за нами» (который, конечно, читается как «нам решать»). Остальные стояли пустыми.

И явно написанный на коленке лозунг (а ведь наварена и в ведомости значится оплата услуг копирайтера), и эти пустые щиты тихо рассказывали историю про освоение выделенных на избирательную кампанию средств. Тут же вспомнился антисоветский анекдот про диссидента, который раздавал пустые листовки на площади, а на вопрос мента ответил: «А зачем писать, и так все всё знают». В самом деле, и так что ли непонятно, чьи это щиты и что на них могло быть написано.

ТОЛПА И ВЛАСТЬ

Более сильное высказывание с точки зрения формы вытеснило более точные по смыслу – вроде «партия бюрократов», «узурпаторов власти», «чиновников», «казнокрадов». Речь ведь и не идет о терминологическом попадании. В конце концов, через ЛДПР еще с 90-х была прошло немало романтиков с больших и новых дорог, внезапно открывшихся перед удивленным взором русского человека. И не случайно ее лидер выходил на выборы с программой, адресованной тюремной Росссии. Но этого почетного титула его партии не видать.

Потому что дефиниция «партия жуликов и воров» – это не про «Единую Россию», это про место, которое она занимает и не хочет отдавать. Народ подхватил термин не потому, что он вник в распилочные и откатные схемы, остроумно раскрытые Навальным, а потому, что он заранее знает: кто наверху – те и воры, кто в начальстве – те и жулики. Потому что по-другому наверх-то у нас разве залезешь? И там разве по другому бывает? 

 Всякая власть от вора.

Емкое прозвище партии «жуликов и воров» ЕР получила не в силу ее собственных уникальных заслуг на этом поприще, впрочем вполне бесспорных, а из-за ее уникального, единого и неделимого положения мелкого и крупного начальства, партии власти, партии у власти, партии, которая не хочет отдать власть. Это титул, который она принимает по наследству.

 Хотите надолго во власть? Пожалуйте в воры. И в жулики, разумеется.

Прекрасно помню общий стон брежневского времени (и последовавших за ним кратких правлений) насчет коммунистов, которые понастроили служебных дач, нахапали себе привилегий, отовариваются в спецмагазинах, а нам тут за колбасой давись, за гречкой в Москву на электричке езжай, больше двух кило в одни руки не давать, женщина, вы зачем второй раз занимаете, а у самих служебные «Волги», квартиры получают без очереди для себя и для родственников, путевки заграничные, пальто заграничные, сапоги импортные, дети в МГИМО, на автосервисе блат, а у нас пива нет и закрыто на учет.

Перестройка всего лишь легитимизировала это поистине всенародное возмущение против жуликов и воров у власти. И сейчас коммунисты могут не обольщаться: как только они окажутся там, откуда их 20 лет назад выкинули, они за считанные годы превратятся в жуликов и воров не в сознании горстки отщепенцев, как они пытаются представить дело забывчивым, а в сознании широчайших народных масс. 


Но и обитатели свободного сегмента общественного мнения пускай не радуются. Случись такое, что власть в России окажется в руках идейно близких, они еще быстрее, чем ЕР и коммунисты, получат этот титул. Тем более что либералы, демократы, западники буквально вчера слыли в народе и жуликами, и ворами. Лесковский неологизм «прихватизация» вполне передает отношение к тем, кто «развалил государство». И это при том, что они хотя бы на парламентских выборах честно получали свое меньшинство.

И те, кто пришел его восстанавливать, нынешние государственники – чиновники, силовики и дружественные миллионеры – увязли в том же звании, и еще крепче всех прежних. Пять лет назад кто бы подумал.


Жуликами и ворами в короткий исторический срок побывали три совершенно разные общественные силы, и, честно говоря, я не знаю политической силы, которая, придя к власти, избежала бы этой участи. 

Может, и есть такая партия, но я не видал. Население просто не представляет себе собственную власть за другим занятием. Как это лечится, не знаю. При полном отсутствии у меня симпатии к ЕР, термин «партия жуликов и воров» говорит, скорее, про восприятие всякой власти народом. А при таких отношениях населения с властью действительно не важно, кто победит на выборах.

Александр Баунов