От редакции. 12 июня, в праздник Дня России, исполнится 20 лет с момента избрания первого президента Российской Федерации Бориса Ельцина. Что произошло за этот срок с институтом президентства? Доказал ли он свою эффективность? Нуждается ли в пересмотре? Своим мнением с читателями "Русского журнала" поделился политический философ Борис Межуев.

* * *

После коренной перемены, произошедшей в 1993 году, когда институт президентства приобрел нынешние конституционные формы, я не вижу, чтобы с ним происходили какие-то радикальные изменения. Если, конечно, не считать важным изменением появление тандема. Но тандем не изменил конституционного формата, фактически оказавшись переходной формой между потенциально возможной премьерской республикой с более сильным парламентом, правящей партией в парламенте и правительстве и возвращением обратно к президентской республике. Но, тем не менее, в обществе сегодня, вне зависимости от целесообразности и политической рациональности, сложился пропрезидентский консенсус. Не могу сказать, что я являюсь его сторонником, но объективно он есть. Несмотря на то, что в период тандема система объективно могла развиваться в сторону сильной парламентской республики, ни одна из реальных политических сил не оказалась заинтересована в этом. Это очень любопытный факт – любопытно всегда не то, о чем все говорят, а то, о чем все не говорят. Никто не говорил последние годы о том, чтобы каким-то образом трансформировать нынешнюю неконтролируемую систему власти в сторону более правовой парламентской системы, тогда как во время последних лет правления Ельцина эта тема звучала постоянно.

Я вижу нескольео причин такого замалчивания. Период Путина оказался периодом первого успешного президентства, он способствовал процессу легитимации этого института. Ельцина же наоборот делигитимировал сам институт президентства. Он создал ощущение, что президент бесконечно вмешивается, не дает правительству спокойно работать, бесконечно увольняет, перетасовывает колоду, создает какие-то ходы, «загогулины». Сразу возникло бесконечно много рассуждений о том, что нужно переходить на парламентскую систему: мол, население любит парламент, население любит правительство, опирающееся на парламентское большинство. Примаков об этом говорил, Лужков об этом говорил, те, кого называли либералами, об этом говорили. К концу правления Ельцина сложился консенсус, что все беды России коренятся в этом чрезмерно усилившемся одном институте. Тогда был исторический шанс, что-то серьезно политически поменять.

Но победила другая точка зрения. Победила точка зрения, суть которой в трансляции власти и сохранении конституционных основ власти. На этом фоне прошло успешное президентство Путина, которое тут же укрепило сам институт президентства. Путин в отличие от Ельцина не вмешивался в работу министров. Он менял руководителей, но не часто – собственно это было всего два раза. И больше ничего не происходило. Между тем на президентскую администрацию и самого президента была возложена задача контроля над регионами и политическим процессом в целом. Путин как президент с задачей справился и был признан успешным, даже самым успешным президентом на данный момент в России. В ситуации тандема пошли разговоры о том, а не сделать ли премьерскую республику: сделать премьера реальной фигурой, наделить его большими полномочиями, чем президента и т.д. Я думаю, что даже у сторонников Владимира Владимировича Путина эта мысль мелькала. Любопытно то, что она даже не приняла никакой цельной идеологической направленности.

С моей точки зрения, эпоха суперпрезидентских режимов кончается. Конечно, возможны какие-то тактические выигрыши, но в далекой перспективе институт сильного президентства является скорее тормозом развития. Это так по совершенно очевидной причине: смена власти, переход власти от одного президента к другому – очень большой риск. Есть знаменитая работа Хуана Линца, который показывает, что американская модель в отличие от Британской совершенно не транслируема на другие страны. Дело в том, что в американской модели опасность перехода власти очень большая. Все мы понимаем, что если будут выборы в ситуации, когда придут Зюганов и Жириновский, значительная часть людей будет находиться в состоянии полного психологического ступора. И это люди, с присутствием которых на политическом поле в качестве парламентских лидеров все смирились. А можно себе представить, что будет, если придет человек вообще со стороны. Сильная президентская власть – уникальный случай США и, может, еще Франции, там режим огромных президентских полномочий совместим с демократией. В принципе, это почти исключительные случаи. Естественно, более ограниченная, разделенная власть всегда более надежна, всегда более совместима с демократическими выборами.

Я уверен, что хотя институт президентства при Путине и показал свою успешность, мы все равно придем к тому, что от огромных полномочий президента придется отказываться.

Большая эффективность парламентской республики – это главная причина необходимости ее избрания. Президентская республика оказывается удачным только в одном случае: когда президент одновременно является эффективным менеджером, способным контролировать правительство и исполнительную власть, и одновременно не боится оппозиции себе со стороны премьера. Он настолько популярный человек, что не боится, что премьер, выбранный им для проведения его политики, будет как-то его заслонять. Поскольку при Путине так и было, система более-менее работала. Но только представьте: когда-нибудь в России будет глава государства, который утратит популярность среди населения, как, например, Борис Ельцин, ему придется «вытащить» популярного премьера, как в свое время был вытащен Примаков; в таком случае президент сразу будет чувствовать, что тот его заслоняет, не дает ему возможности переизбраться на следующий срок. Сразу начнутся интриги, президентское окружение будет разговаривать через премьера, будут постоянные подсиживания, в следствии деятельность кабинета будет дезорганизирована, хаотизирована.

Во Франции ничего подобного не происходит только по одной причине: кабинет подчинен парламенту и избирается на основе парламентского большинства. В ситуации же, когда популярный премьер полностью зависит от непопулярного президента, конфликт неизбежен – так было на Украине в ситуации, когда Ющенко или Кучма теряли популярность. Соответственно, система суперпрезидентской власти чревата недостатками, я совершенно не представляю, как она может существовать в будущем. Почти единственный удачный случай нормального функционирования современной российской конституционной системы, предполагающей сильную президентскую власть, это функционирование при очень популярном президенте, способном не особо волноваться по поводу того, что делается в правительстве. Для России это будет чревато серьезными последствиями: однажды мы получим непопулярного президента, просто потому что такое возможно. В парламентской же республике это не проблема: не популярный премьер сразу или через какое-то время переизбирается парламентским большинством – никаких сбоев не происходит, машина работает нормально.

Борис Межуев[right][/right]