Рокировка в тандеме, новая мобилизационная модель власти, политическая конкуренция в нашей стране, новый смысл понятия «выборы», а также польза и вред стабильности – эти темы обсуждают российские политологи в интервью «Эксперту Online», анализируя итоги 12-го съезда «Единой России», прошедшего в минувшие выходные. Вывод таков: элиты перемен не хотят, а народ хочет, но боится.



Валерий Федоров, генеральный директор ВЦИОМ:

– Мне показалось, что получилось все очень красиво. Главный элемент красоты – это полная неожиданность. Все устали ждать объявления этого решения. И в момент, когда оно все-таки состоялось, никто не был к нему готов. Это фирменный путинский стиль – делать именно то, чего от него не ждут. Я полагаю, что вторая волна мирового кризиса, которая совершенно очевидно уже надвинулась на нас, ускорила развязку.

«Единая Россия» – это лидерская партия. Участь всех лидерских партий – будь то партия де Голля в 60-х годах во Франции или Либерально-демократическая партия в Японии – решения принимаются кулуарно, а съезды – это просто форма их оглашения. Не партия создала Путина, а Путин создал партию. Поэтому партия с радостью принимает все идеи и решения, которые Путин выдвигает. Я думаю, так будет продолжаться до того момента, пока Путин не уйдет с политической сцены. Если после этого «Единая Россия» сохранится, а не рассыплется, то в партии решения будут приниматься по-другому. Это путь, который прошли все лидерские партии.

Уже примерно около года и политика, и крупный бизнес озабочены только одним – решением вопроса-2012. Это напрямую сказывается на эффективности работы органов власти и на инвестиционном климате. Утечка капиталов у нас приобрела огромные масштабы, крупные проекты не начинаются, если они не ведутся за госсчет. Бизнес не проводит никакие инвестиции. С этой точки зрения чем раньше принимается и оглашается решение, тем лучше и для органов госвласти, и для бизнеса. Для бизнеса главное – определенность. До сих пор ее не было. Теперь она появилась.

Я полагаю, что Медведев и Путин – это очень прочная связка. Многие ожидали, что Медведев воспользуется президентским постом, чтобы отстранить Путина, но мы видим, что ситуация прямо противоположная. Это действительно партнеры, товарищи, друг другу доверяют на все 100 процентов. Поэтому ожидать, что Путин сдаст Медведева, категорически неправильно. Путин всей своей карьерой, все своей историей показывает, что он относится к своим партнерам в высшей степени корректно. Второе – реформы, безусловно, нужны, но вопрос, насколько они будут болезненными и как их провести, чтобы достичь нового качества, а не нового разочарования людей, – это вопрос политического искусства. До сих пор, надо признать, большинство реформ у нас проваливались именно в силу невнимания к деталям и нежелания объяснять людям, для чего эти реформы нужны. У Медведева есть хороший шанс показать стране другой тип реформ. Воспользуется ли он этим шансом или нет – увидим в следующем году.

Выборы – это только понятие, а суть этой процедуры везде определяется по-разному. Очевидно, что выборы в Дагестане, Москве и Калининграде – это три совершенно разные процедуры. В 2008 году у нас тоже были фактически не выборы, а референдум о доверии Путину и его преемнику. Прошли выборы, все остались счастливы. Стартовые условия сейчас, конечно, другие. Прежде всего, то были выборы докризисные, сейчас – послекризисные. Тогда казалось, что впереди все будет прекрасно и Россия поднимается с колен. Сейчас кажется, что впереди все смутно и ненадежно, что мы плывем по бурному морю на не очень надежном корабле. Я думаю, что это – одна из причин того, что Путин принял решение идти в президенты: он чувствует ответственность за то, чтобы довести наш корабль до тихой гавани, которая пока очень далеко.

Российская политика неконкурентна по своей природе. Такова логика российской политической системы на протяжении последних 500 лет. Как только появляется конкуренция, она носит разрушительный характер. Это очень быстро становится понятно всем. Поэтому и элита, и народ тут же начинают от этой конкуренции бежать и искать того единого лидера, который может всех объединить. Так было в XVII веке, так было в начале XX века, так сохраняется и в начале XXI века. Это не болезнь, так устроена наша система. Болезнь – это отклонение от нормы. А у каждой страны норма своя. Бессмысленно к нам прикладывать нормы, сформировавшиеся в другой культуре, в других странах на протяжении длительного времени.

Михаил Ремизов, президент Института национальной стратегии:

– Решение о рокировке было неожиданно. Возможно, оно было озвучено с тем, чтобы снизить риски в избирательной кампании, чтобы результат «Единой России» на выборах не рассматривался как индикатор в пользу одного из членов тандема. Чтобы был консолидированный общий интерес президента и премьера в высоком результате «Единой России». В данном случае так и получилось – оба они в равной мере заинтересованы, чтобы результат был высоким. В ином случае это была бы проблема только Путина. Другой момент может быть связан с тем, что обостряются симптомы второй волны глобального кризиса, в этой ситуации избрана более консолидированная мобилизационная модель власти.

Специфика изложения решения о рокировке заключается в том, что все объяснялось личными частными договоренностями, которые были достигнуты уже давно, фактически несколько лет назад. Получается, что публичный вопрос общенационального значения решается в приватном порядке. В этом проблема. Как можно было бы решить иначе? Можно было бы обосновать соображениями необходимости. Например, необходимости консолидации власти в ситуации тех сложностей, которые нас ждут, связанных с экономическим кризисом, с тем, что нас ожидает, похоже, непростое десятилетие. Власть могла бы выйти и открыто сказать, что нас ждут тяжелые времена, поэтому давайте в Кремль вернется более популярный политик. Но это было бы некорректно по отношению к действующему президенту. Наверное, ему была бы обидна такая формулировка. Поэтому предпочли такую частно-товарищескую версию.

Теперь Медведев в предстоящие полгода президентского срока будет испытывать сложности. За полгода до выборов он стал «хромой уткой» в смысле его репутации, так как вполне отчетливо демонстрировал стремление выдвинуться на пост президента. Но он не станет «хромой уткой» в смысле влияния на российские элиты, потому что они будут понимать, что он сохранит серьезные позиции после президентских выборов и в качестве премьера будет достаточно влиятельной фигурой. Факт будущего премьерства не повлияет на отношение лидеров западного общественного мнения и российского общественного мнения, это повлияет на отношение российских элит. Элиты будут обходительны, осторожны и почтительны. А общественное мнение для него – не аргумент.

На мой взгляд, с точки зрения интересов Медведева как политика, это (премьерство. – «Эксперт Online») не самый лучший сценарий ухода с поста президента. Даже стать главой умеренно оппозиционной партии в рамках концепции двухпартийной системы было бы с точки зрения репутационной для действующего президента, на мой взгляд, лучше. Но поскольку у нас доминирующими оказываются не факторы политической репутации, а факторы административные, факторы частной договоренности с Путиным и вообще в правящей команде, то я не исключал бы, что в новом качестве Медведев сохранит достаточно серьезное влияние.

У нас президентоцентричная модель власти и общественного сознания. Поэтому тот период, когда формальный центр власти – институт президентства – и реальный центр власти не совпадали друг с другом, был определенным испытанием для той политической системы, в которой мы живем. Возвращение к ситуации совпадения фактического и реального центров власти и является консолидацией. Важнее харизма и популярность фигуры президента, нежели премьер-министра. При Путине премьеры были более или менее техническими (за исключением Касьянова, который достался ему от прежних времен). Я не думаю, что Медведев с теми условиями, с которыми он идет на этот пост, будет техническим премьером. Но все равно это уже будет не столько тандем, сколько вполне иерархическая модель суперпрезидентской республики.

Медведев будет проводить непопулярные реформы, но неустойчивость будет создавать не это, а тот факт, что у нас в повестке дня стоят непопулярные реформы. Непопулярные реформы должна проводить не очень популярная личность. Или менее популярная. Обсуждался же вариант с премьерством Кудрина. Не знаю, насколько серьезно обсуждался, но его заявления давали основания думать, что он на себя тоже эту роль примерял. Я думаю, что уровень непопулярности Кудрина значительно выше. Проблема в том, что непопулярные реформы у нас рассматриваются как нечто совершенно необходимое: сокращение социальных обязательств, несмотря на то что есть много других резервов для сокращения, начиная с совершенно нерациональной программы финансирования Северного Кавказа и заканчивая закупкой «Мистралей». Все это многомиллиардные суммы. Я уж не говорю о таких проектах, как футбольный чемпионат и так далее. Секвестр любого из этих проектов был бы абсолютно популярной мерой.

Теперь выборы – как парламентские, так и президентские – фактически заменяются референдумом, по сути – плебисцитом о доверии к власти, к действующей правящей группе и лично к Путину. По этому сценарию проходили выборы 2008 года, когда удалось с большими результатами выиграть этот плебисцит. Сегодня, на мой взгляд, стартовые условия на входе в эту кампанию для действующей власти хуже. Потому что четыре года принесли, скорее, разочарование. У нас прекратился тот экономический рост, который был. Сегодня уровень социального пессимизма высок, есть запрос на перемены. В этой ситуации, на мой взгляд, для интересов власти была бы более благоприятна кампания, выстроенная не вокруг фигуры лидера, а вокруг острых тем, по которым шла бы поляризация политических партий. Но получилось иначе.

Не приходится сомневаться, что с меньшими цифрами, но результат все же будет положительным на ближайших выборах. Учитывая, что будет, скорее всего, три больших фракции в Госдуме, «Единая Россия» получит конституционное большинство с меньшими процентами, чем в прошлый раз. И главные проблемы начнутся уже после парламентских и президентских выборов: как вновь завоевать доверие общества, как избежать того социального пессимизма, который царит в отношении власти и перспектив страны. И я опасаюсь того, что ход кампании только усугубит это отчуждение и этот пессимизм.


Алексей Макаркин, замдиректора Центра политических технологий:

– Я не думал, что Медведев станет премьером. Потому что задача, которая перед ним стоит, действительно неблагодарная. Сейчас ситуация совсем другая, чем та, которая была, когда в премьеры уходил Путин. Путин уходил в благоприятной ситуации. Было ощущение, что через четыре года мало что изменится, что он спокойно вернется на пост президента. Потом начались, как я понимаю, сомнения. Ситуация стала меняться. Надо было принимать быстрые решения. В конце концов Путин подтвердил свою позицию. В конце августа они (Путин и Медведев. – «Эксперт Online») договорились. Как я понимаю, Медведев получил некий карт-бланш на предмет решения своей дальнейшей судьбы: что угодно, только не президент. Он выбрал вариант, который дает ему реальные рычаги управления. Он не будет таким сильным премьером, как Путин, но не будет таким слабым премьером, как Фрадков или Зубков. Ему нужны реальные рычаги управления. Очевидно, в рамках этих договоренностей он получил роль главы списка «Единой России». Не исключено, что он сможет увеличить количество своих протеже в кабинете министров. Потому что за президентский срок он ничего в этом смысле этого сделать не мог. По нашей Конституции, премьер предлагает кандидатуры. Думаю, что этот принцип сохранится. Сейчас основная очередь выстроится в кабинет Путина за постами. Но желающие стать министрами и другими чиновниками должны идти в кабинет Медведева. Тот факт, что Кудрин отказался работать в его кабинете, свидетельствует о том, что Медведев будет реальным премьером. Если бы он был номинальным премьером, то ничто не мешало бы Кудрину остаться на своем посту.

Для «Единой России» эта новость (о том, что Медведев – номер один в списке единороссов. – «Эксперт Online») не очень хорошая. Они рассчитывали на ресурс Путина, сейчас возглавляет список Медведев, к чему они не были готовы. Придется перестраиваться на ходу.

Принципиально ситуация сегодня не отличается от того, что было раньше. 2004 год, президентские выборы. Вдруг коммунисты и жириновцы говорят, что не будут выдвигать своих первых лиц. В результате от коммунистов идет Харитонов, от жириновцев – бывший охранник Жириновского Малышкин. Когда две крупнейшие оппозиционные партии в едином порыве играют в поддавки – я думаю, что это не очень красиво. 2008 год – никто в «Единой России» не знает, кого они выдвинут в президенты, пока тогдашний президент не называет фамилию своего преемника. Все единодушно голосуют. В 2008 году Медведев побеждает на выборах как кандидат от «Единой России». Эта партия выдвинула бы любого другого кандидата, которого предложил бы Путин, включая самого Путина на третий срок, если бы чуть подправили Конституцию. Если бы у нас были реально конкурентные выборы, если бы у нас та же самая партия в 2007 году после долгой дискуссии определила, кто же лучший кандидат – Медведев, Иванов, Зубков, а может быть, Владимир Владимирович Путин предложил бы себя на третий срок… Но партия дисциплинированно ждала высочайшего решения. На сей раз высочайшее решение последовало несколько раньше. Сами же элиты хотели, чтобы была какая-то определенность. Потому что элиты голосовали деньгами: был такой мощный отток капиталов, что было видно, что они хотят определенности. Это соответствует нашим политическим реалиям.

При президенте Путине премьер Медведев, возглавляющий список «Единой России», – наиболее политически сильная фигура изо всех возможных на этом посту. Альтернативой был премьер-камикадзе, у которого не было бы собственной политической идентичности, который должен был бы провести реформы и уйти. Решится ли Медведев на непопулярные меры сразу же или его будет к этому подталкивать экономика – мы увидим в следующем году. Думаю, что Медведев вряд ли сейчас ориентирован на непопулярные меры. Хотя это отнюдь не означает, что их не последует, потому что есть реальные проблемы экономики, которые надо решать. Многое будет зависеть от того, какую команду он сформирует, кто будет министром финансов.

Последними выборами, где у нас сохранялась реальная интрига, были выборы в 2000 году. Тогда решался вопрос, победит Путин в первом туре или во втором. После этого правила игры установились.

До арабских революций считалось, что авторитарные системы более устойчивы. На самом деле менее: они в большей мере проявляют тенденции к инертности, меньше чувствуют ситуацию, менее гибки. Медведев сам говорил, что ЕР «забронзовела». Проблема не только во власти, но и в элитах, которые не хотят изменений, их устраивает статус-кво. У них все есть. Изменения для них – это неопределенность, возможность снижения своего статуса. Наша менее гибкая система может и дальше «бронзоветь». В списке «Единой России» много новых фамилий, но они в основном из числа тех организаций, которые и раньше были аффилированы с этой партией.

У Медведева были некоторые планы, которые сейчас отложены в силу политической целесообразности. Что касается народа, то в нем протестные настроения выросли, но они не трансформированы в желание изменить политическую систему. Не любят чиновников, не любят коррупцию, снизился оптимизм в отношении дальнейшего развития страны, люди хотят изменений, потому что чувствуют, что дальше так жить нельзя, но боятся их, потому что помнят опыт конца 80-х годов, когда была романтика: молодой генсек Горбачев, потом правдолюбец Ельцин, дальше два очень сильных разочарования и в том, и в другом. Поэтому люди колеблются. Они хотят стабильности, но представления о стабильности как о позитивном факторе уходят. Все больше говорят о застое. С другой стороны, люди боятся изменений, потому что будет еще хуже.

Таким образом, при власти, которая исходит из политической целесообразности, при элите, которая не хочет изменений, при обществе, которое хочет, но в то же время боится перемен, мы имеем то, что имеем.